Зои Север – известная израильская художница, уроженка Львова, после российского вторжения в Украину приняла активное участие в создании волонтерской группы, которая обеспечивает защитной амуницией бойцов вооруженных сил Украины.

В эту группу входят граждане разных стран, разных профессий, разных интересов.

Как человек такой мирной профессии как художник, становится поставщиком защитных вооружений, по сути - экспортером оружия?

Ну, давайте расставим точки над i. "Экспортер защитных вооружений" звучит слишком серьезно и тяжеловесно. Я не экспортер, а волонтер. И хотя бронежилеты можно приписать к оружию, но я вижу в них исключительно защитное обмундирование. С тем же успехом и защитную каску можно назвать оружием тех, кто идет на стройку. Это средство защиты жизни.

Но, все же, как это началось?

Как всегда, случайно. 2 марта со мной связался одноклассник, друг детства, с которым я не виделась уже больше 30 лет. Оказалось, что он восстановился в армии, он полковник, и его подразделение отправляется на выполнение задания. Для этого ему нужны легкие бронежилеты, с которым на тот момент у украинской армии были проблемы.

И я взялась за это дело – без всякой подготовки и знания темы. Нам удалось найти жилеты высшего международного качества, прошедшие все баллистические экспертизы и обладающие всеми лицензиями, нужного веса и нужной конфигурации. Мы смогли доставить их через Польшу адресату.

Наверное, на этом бы я и закончила, ведь я для себя решила, что поскольку моего эмоционального вмешательства хватит только на одну партию, то, закончив дело с одноклассником, больше ничего с этим иметь не буду. Но когда удалось раскрутить такую цепочку, стало понятно, что спрос значительно превышает наши возможности. Ко мне стали обращаться и солдаты, и подразделения, и тероборона…

Уже конкретно узнав о том, что есть такая Зои из Израиля, поставляющая бронежилеты?

Которая находит их в Европе и которой удается довести это до конца. Стало обращаться очень много народу, и поначалу я, как все неофиты, металась, пытаясь подхватить все, что на меня падает, и помочь всем, кто ко мне обращается. Но понемножку, за полтора месяца, я научилась производить осмотр, строить иерархию, понимать, кому важнее, а кому менее важно. Если уж делать усилия, собирать деньги, то нужно решить, куда эти деньги пойдут в первую очередь.

Познакомилась и с украинскими государственными структурами. Если сейчас ко мне обращается подразделение, я в первую очередь требую печать для официального запроса, спрашиваю, обращались ли они к ВСУ, использовали ли они все "конвенциональные" способы получения бронежилетов, обращались ли в фонд "Повернись живим", чья прямая обязанность – обеспечивать их бронежилетами. И только если эти возможности исчерпаны, а то, что им нужно, не было получено, я начинаю бегать и искать деньги на их запрос. Стараюсь сделать это быстрее, узнав, когда их переводят и куда, чтобы реально успеть, ведь это самое важное.

Так вы носитель государственных тайн?

Нет, я же не интересуюсь точной дислокацией подразделений, мне не надо этого знать. Не нужно мне знать, и чем точно оно занимается. Но мне нужно проверить, что такое подразделение действительно существует, что его командира зовут именно так, как в официальном бланке с печатью, что оно относится к тому роду войск, о котором говорят. Ну, если ко мне обращаются танкисты и просят ласты, то вряд ли я буду эти ласты им поставлять.

Как работает эта логистическая цепочка? Где производят бронежилеты и как они попадают к получателям?

Производятся они в самых разных местах. Мы избегаем китайских образцов, хотя и они бывают разными. На фоне войны развелось очень много всего, и требуется тщательная проверка. Есть качественное производство "брони" и в самой Украине, когда все делается из нужных сплавов, по международным лекалам. Но есть и откровенное "палево" – врагу не пожелаешь. И это больший кошмар, чем идти без жилетов совсем. Мы поставляем продукцию лучших мировых производителей. Вся она приходит с баллистической экспертизой от официальных лицензированных лабораторий. И перед тем, как передавать это солдатам, проводится еще раз отстрел.

Поставляете ли вы израильское защитное вооружение?

Оно встречается в Европе, но по закону, Израиль не имеет права торговать со страной, ведущей активные боевые действия. Мы не можем покупать в Израиле и напрямую передавать в Украину. Но многие европейские страны становятся "переэкспортерами" израильского обмундирования. В принципе, для нас важно, чтобы оборудование, будь оно американское, английское или израильское, соответствовало международным стандартам.

Почему этим вообще должны заниматься добровольцы? Есть немало государств, поставляющих в Украину бронежилеты – даже, скажем, полицейские участки в Колорадо.

Часто мы не знаем, о чем конкретно идет речь, о каких суммах идет речь. Мне пишут из Америки: мы собрали 200000 долларов, передали в Украину – где эти деньги? А вы знаете, сколько стоит один дрон или один тепловизор? Суммы могут доходить до полумиллиона долларов. А один бронежилет стоит почти 1000 долларов, то есть по сравнению – это копейки. Бывает, что нужды превышают поставки. Не всякая броня одинаково хороша для всех. Если подразделение снабдили тяжелой 20-килограммовой броней, а ему требуется быть легким и подвижным, солдаты просто пойдут в бой без бронежилетов.

Сколько бронежилетов вам удалось доставить в Украину?

Первая партия практически полностью пошла подразделению моего одноклассника. В ней было около 70 бронежилетов, и почти все дошли – пропали всего четыре. В новой партии их хорошо за сотню, то есть почти вдвое больше. А третья партия будет почти втрое больше – если мы соберем на нее деньги, чего очень хотелось бы.

Мы занимаемся целевой поставкой этих вещей, охватываем то, что не может сделать фонд "Повернись живим". Он делает не целевые поставки, а получает деньги за все ВСУ и распределяет по нужной иерархии. А мы берем конкретное подразделение, получая запрос от его командира на определенное число бронежилетов.

Что значит, пропали "всего" четыре бронежилета?

Действительно, "всего" четыре. Идет война, вся Европа вооружается, бронежилеты, особенно такого качества, что предлагаем мы, становятся дефицитом, привлекая спекулянтов – ведь их можно дорого перепродать. И когда из 70 доходят 66 – это очень хорошо.

Я знаю, что вы сейчас находитесь в Украине. Чем вызвано это решение?

Начнем с того, что я львовянка, жила тут до 16 лет. Так что захотела приехать сюда, чтобы лучше понять, что происходит. Более рациональное зерно было в том, что мне нужно было лично познакомиться с таможенным процессом, с логистическими складами, фондами, понять, кому из них я могу доверять, где могу складировать, не боясь, что что-то исчезнет. Нужно было лично познакомиться с людьми, которые хотели бы стать жертвователями. Важно было узнать, есть ли в Украине люди, готовые сотрудничать с нами в сборе средств. Понятно, что Украина – не главная наша надежда в сборе средств, но все-таки.

Какая обстановка сейчас во Львове? Я видел ролик, где на сигнал воздушной тревоги почти не реагируют.

Они реагируют почти как у нас в Израиле – после нескольких обстрелов им это поднадоело. Жизнь продолжается. Я, например, почти перестала просыпаться от воздушных тревог, хотя они бесят – кроме сирен включают еще и громкоговоритель на весь город. А Львов ведет как обычный тыловой город во время войны. Он загружен беженцами. Все работает, жизнь кипит. И возникает странное, контрастное ощущение – от войны до туризма.

На каком языке вы там общаетесь?

Я свободно говорю по-украински, но, в принципе, тут нет никаких проблем с любыми языками. Утром я заскочила выпить кофе, а на витрине висит надпись на украинском языке: "Дорогие русскоговорящие, которые пытаются говорить на украинском – вы не смешные, вы чудесные". Местные пытаются поддерживать приезжих как только могут – на каком языке они бы ни говорили. Во всяком случае, все рассказы про нетерпимость к русскому языку для меня остаются не более, чем рассказами.

Повлияет ли пережитое вами в ведущей войну стране на творчество художника Зои Север, чьи картины такие мирные и так наполнены солнцем?

Не думаю, что я буду рисовать кровь и кишки, если об этом речь. Как транслировать и как интерпретировать в искусство, то происходит внутри – это сложный процесс, он совершенно не обязательно должен быть прямолинейным. То, что я вижу, и то, что я переживаю, скорее, скажется на моем характере, чем напрямую на том, что я буду рисовать. Хотя я планирую благотворительную выставку, посвященную украинским пейзажам и Украине, сразу после победы.

И вы знаете, как бы цинично это ни звучало, но я должна быть благодарна всему произошедшему, потому что я никогда в жизни не могла заставить себя общаться с таким количеством народу, как сейчас. Я никогда не была настолько уверена в правоте своих целей, того, что я делаю. Никогда в жизни я настолько не переживала за достигаемый результат.

Когда первая партия наших жилетов дошла до солдат, я написала своей знакомой, которая тоже многолетний волонтер, серьезной женщине, занимающей серьезный пост… Я написала ей, что ни при одних родах и ни на одной персональной выставке я не переживала и не радовалась так, как после доставки этих жилетов.

Но для этого нам необходима помощь всех. Все, что мы делаем, зависит только от людей, которые с нами сотрудничают. И это не слова, не лозунги. У нас нет источников финансирования, нет богатых спонсоров. Мы ходим с протянутой рукой. И самое лучшее для нас – найти людей, готовых помогать.